Левит. Глава 2
Человеческая природа Христа противопоставлена нашей
Перейдем теперь к хлебному приношению. Оно представляет нам человеческую природу Христа [то есть Христа как человека, здесь и ниже], Его благодать и Его совершенство как живущего человека, но также как принесенного Богу и полностью испытанного. Лепешка [хлеб] была из муки тонкого помола [именно о такой наилучшей муке постоянно говорится в этой главе], без закваски, с елеем и ливаном. Елей применялся двояким образом: он смешивался с мукой и им мазали лепешку. Представление (Христово представление себя как приношения Богу) даже до смерти, и действительное претерпевание Им смерти, и пролитие крови[17] должны идти прежде [гл. 1], ибо без совершенной преданности Его воле даже до смерти и без этого пролития крови, посредством чего Бог был совершенно прославлен там, где был грех, ничто не могло быть принято Богом; но совершенство Христа как человека здесь на земле должно было быть испытано, и причем испытанием смертью и огнем Бога. Но когда дело искупления было совершено, а Его послушание было совершенно от начала (Он пришел, чтобы исполнить волю своего Отца), то вся Его жизнь и Его природа как человека были совершенны и приятны — приятное благоухание в испытании Бога[18]. Авель был принят посредством крови; Каин, который хотел приблизиться к Богу путем природы, предложив плоды своего труда, был отвергнут. Все, что наши природные сердца могут предложить, — это «жертвоприношение глупцов» (Еккл. 5,1 [в рус. переводе слово «глупцов» отсутствует, но оно есть в оригинале]) и исходит из полностью развращенного источника: из греха, из черствости сердца, которое не признает наше состояние, наш грех, наше отчуждение от Бога. Есть ли более очевидное доказательство этой сердечной черствости, чем прийти (под результатами и последствиями греха после изгнания из Эдема), принеся жертву, плод труда, который был следствием проклятия, вызванного грехом, как если бы абсолютно ничего не случилось. Это было полное очерствение ослепленного сердца.
Воля человека и совершенное послушание Христа воле своего Отца
С другой стороны, если первым действием Адама, благословленного в Эдеме, было следование его собственной воле (и поскольку из-за этого непослушания он, вместе со своим потомством, таким же, как он, в этом мире несчастья стал чужим Богу, отделенным от Него в своем состоянии и в своей воле), то Христос был в этом мире несчастья, посвятив себя в любви исполнению воли своего Отца. Он пришел сюда, уничижив себя. Он пришел сюда на землю, явив преданность своему Отцу, чтобы ценой самопожертвования прославить Бога. Он был в мире, послушный человек, волей которого было исполнять волю своего Отца, — первое великое деяние и источник всего человеческого послушания и прославления Бога посредством этого. Его желание повиноваться и Его преданность славе Его Отца распространяли приятное благоухание на все, что Он делал: все Его поступки носили печать этого благоухания.
Невозможно читать Евангелие по Иоанну[19] (но также и любое другое из Евангелий), в котором то, чем был Иисус, Его личность, сияет таким особенным светом, и не обнаруживать в нем вновь и вновь драгоценное благоухание послушания, любви и самоотречения. Это не история, это Он сам, которого невозможно не видеть в нем, как и порочность человека, которая насильственным образом прокладывала себе дорогу через покров и святое убежище, которое любовь, так сказать, создала вокруг Него, таким образом невольно раскрывая Того, кто был облечен в смирение, — божественную личность, которая в кротости шла через мир, отвергнувший Его. Насилие человека, таким образом, лишь демонстрировало все значение и цену добровольного уничижения Того, кто всегда был тверд, даже тогда, когда Он был вынужден признавать свою божественность [Мат. 26,63.64]. Это было «Я есмь», но сказанное в человеческом уничижении и одиночестве самого совершенного добровольного послушания. Не было никакого тайного желания занять свое место в своем уничижении, совершенным желанием Его сердца было прославить своего Отца посредством своего уничижения. Это было действительно «Я есмь», но в совершенстве человеческого послушания. Это совершенство открывается во всем. «Написано, — отвечает Он врагу, — не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих». «Написано» — таков был Его постоянный ответ. «Позволь теперь, — сказал Он Иоанну Крестителю, — ибо так надлежит нам исполнить всякую праведность». «Отдай им, — сказал Он Петру, хотя дети свободны, — за Меня и за себя». Мы видим здесь то, что касается истории, но в Евангелии по Иоанну, в котором, как мы сказали, Его личность освещена больше, это выражено более прямо Его устами: «Эту заповедь Я получил от моего Отца», «...и Я знаю, что заповедь Его есть жизнь вечная». «И как заповедовал Мне Отец, так и творю». «Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего». «Я соблюл, — говорил Он,- заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви». «Кто ходит днем, тот не спотыкается».
Благословенное смирение Господа открывает Его как Сына Бога
Многие из этих слов были произнесены нашим Господом в тех случаях, когда внимательный глаз видит сквозь Его смирение пробивающуюся божественную природу, — Бог Сын, тем более прекрасный и славный из-за того, что Он так сокрыт; как солнце, на котором человеческий глаз не может остановить свой взгляд, доказывает силу своих лучей, заставляя их пробиваться сквозь облака, которые закрывают и приглушают их блеск. Если Бог смиряет себя, Он все равно остается Богом; именно Он всегда делает это; «Он не мог утаиться». Это абсолютное послушание придавало совершенную привлекательность и благоухание всему, что Он делал. Он всегда представал как посланный. Он искал славы Отца, который послал Его. Он спасал всякого, кто приходил к Нему, потому что Он пришел, чтобы исполнить не свою волю, но волю Пославшего Его; и так как они не могли прийти к Нему, если Отец не привлекал их, то их приход был для Него основанием спасти их, ибо Он пришел, чтобы полностью исполнить волю Отца. Какой дух послушания видим мы здесь! Кого спасает Он? Тех, кого Отец дает Ему, какими бы они ни были. Он исполнитель воли Отца. Стоит ли вопрос об обещании славы, о предписании кому сесть справа, а кому сесть слева от Него: «Не от Меня зависит, — говорит Он, — но кому уготовано Отцом Моим». Он должен вознаградить согласно воле Отца. Он здесь лишь для того, чтобы исполнить все то, что угодно Отцу. Но кто мог сделать это, если не Тот, кто мог взяться и кто, в то же самое время, пожелал в этом послушании взяться исполнить все, что бы ни пожелал Отец? Бесконечность дела и способность исполнить его отождествляются с совершенством послушания, в котором не было иной воли, кроме воли другого. Он был человеком, простым, смиренным, скромным, но в то же самое время Сыном Бога, в ком было благоволение Отца.
Мука тонкого помола в хлебном приношении — совершенство и равномерность человеческой природы Иисуса
Рассмотрим теперь, как Его человеческая природа в благодати соответствовала тому делу, которое Он пришел исполнить. Хлебное приношение Богу, взятое от плода земли, приготавливалось из муки самого тонкого помола. Все, что было чисто, свято и привлекательно в человеческой природе, было в Иисусе во всех Его страданиях, но во всем ее совершенстве и совершенно даже посреди ее страданий. В Нем все было равномерно, не было никакого доминирующего качества, которое придавало бы Ему какой-то особенный характер. Он, хотя был отвергнут и презираем людьми, являлся совершенством человеческой природы. Чувствительность, непоколебимость, решительность (качества, которые сами по себе были связаны также с принципом послушания), величие и спокойная кротость, которые принадлежали человеческой природе, — все это находило в Нем свое совершенное место. У апостола Павла мы видим ревность и энергию; у Петра — пылкую привязанность; у Иоанна — нежность чувств и абстрактность мысли, соединенные с почти безграничным желанием отстоять права Того, кого он любил. Но качество, которое мы наблюдаем у Петра, доминирует над другими и характеризует его; Павел, каким бы ценным служителем он ни был, «не жалеет, хотя и пожалел было» (2Кор. 7,8); он не имел покоя в своем духе, когда он не нашел Тита, своего брата; он отправляется в Македонию, хотя дверь была открыта в Троаду [2Кор. 2,13.14]; он не знал, что перед ним был первосвященник [Деян. 23,5]; он вынужден прославлять сам себя [2Кор. 11,1]. У Петра, в котором Бог могущественно действовал по отношению к обрезанным, мы видим страх перед людьми, проявлявшийся сквозь его искреннее рвение. Иоанн, который в своем рвении хотел отстоять права Иисуса, не знал, каким духом он был движим [Лук. 9,55], и хотел запретить проявление славы Бога, потому что тот человек не ходил с ними (Лук. 9,49). Такими были Павел, Петр и Иоанн.
В Иисусе же, даже как в человеке, не было ни одной из этих неравномерностей; в Его характере нет ничего выступающего вперед, потому что в Его человеческой природе все находилось в совершенном подчинении Богу, все занимало свое место, в точности исполняло свое служение и затем исчезало. Бог прославлялся в этом, и все находилось в гармонии. Когда подобала кротость, Иисус был кротким; когда было необходимо негодование, то кто мог противостоять Его неодолимому и испепеляющему порицанию? Нежный к самым большим грешникам во время благодати, нечувствительный к бессердечному высокомерию равнодушного фарисея, который в своем любопытстве судил о том, кем Он был [Лук. 7,39]; когда пришло время суда, то слезы тех, кто плакал о Нем, заставили Его произнести лишь слова: «Плачьте о себе и о детях ваших», — слова глубокого сострадания, но также глубокой покорности справедливому суду Бога! Сухое дерево было приготовлено для огня [Лук. 23,28.31]. На кресте, когда Его служение завершалось, Он проявляет нежность к своей матери и доверяет ее человеческим заботам того, кто, так сказать, был Его другом [Иоан. 19,26.27] и возлежал на Его груди [Иоан. 13,23]; но когда Его занимало служение Богу, Он не обращает внимания ни на ее слова, ни на ее права [Мар. 3,31-35]. Он был совершенен, когда хотел показать, что прежде своего публичного служения, Он всегда был Сыном Отца и, будучи таковым, Он был покорен в человеческом совершенстве матери, которая выносила Его, и Иосифу, своему отцу с точки зрения закона [Лук. 2,51]. Его спокойствие приводило в замешательство Его противников, и в нравственной силе, иногда приводившей их в страх, Он проявлял кротость, привлекавшую сердца всех, кто не ожесточился сознательным сопротивлением. И какое это было острое лезвие, когда дело касалось того, чтобы отделить добро от зла!
Совершенное человеческое суждение Иисуса о всем, что в человеке
Правда, что сила Духа делала это позднее, призывая и собирая людей в публичном исповедании; но личность и характер Иисуса осуществляли это нравственно. Существовало великое дело (я не говорю здесь об искуплении), исполненное Тем, кто (что касается внешнего результата) трудился напрасно [Ис. 49,4]. Повсюду, где были уши, чтобы слышать, голос Бога говорил к сердцу и совести своих овец посредством того, что Иисус был человеком. Он вошел через дверь, привратник открыл Ему, и овцы услышали Его голос. Совершенная человеческая природа Иисуса, выраженная во всех Его путях, пронизанная волей Бога, судила все, что в человеке и в каждом сердце. Но эта тема уводит нас в сторону от той, которая непосредственно занимает нас.
Одним словом, человеческая природа Христа была совершенна, вся целиком подчинена Богу, отвечая Его воле и выражая ее, и таким образом неизбежно представляя полную гармонию. Рука, которая ударяла по струнам, находила их в полной гармонии: все соответствовало сердцу Того, чьи мысли о благодати, о святости, о милости, а также о суде над злом, о полноте благословения сладкими звуками звучали в ушах уставших душ и находили в Христе их единственное и совершенное выражение. Каждый элемент, каждая способность Его человеческой природы отзывалась на побуждение, которое давала ей воля Бога, затем останавливалась в спокойствии, в котором собственное «я» не имело места. Таким был Христос в человеческой природе. Он был тверд, когда это требовалось, однако тем, что особенно характеризовало Его (в контрасте с другими), была кротость, потому что Он пребывал в присутствии Бога, Его Бога, и все это посреди зла: Его голос не был слышен на улицах [Мат. 12,19]. Но радость сможет зазвучать громко, когда все будет повторять: «Восхвалите имя Его, восхвалите славу Его».
Пресные лепешки, приятное благоухание Богу
Однако чистота человеческой природы нашего Господа происходила из более глубоких и более важных источников, представленных нам в этом образе негативно и позитивно. Если каждая из Его способностей повиновалась и являлась инструментом божественного побуждения на своем месте, очевидно, что воля Христа должна была быть праведной и благой; дух и принцип послушания должны были быть ее движущей силой, ибо именно действие независимой воли является принципом греха. Христос как божественная личность имел право на независимую волю: «Сын оживляет, кого хочет», — но Он пришел, чтобы исполнить волю своего Отца. Его волей было послушание, следовательно, она была безгрешна и совершенна. Закваска в Писании — символ развращенности: «Закваска порока и лукавства [букв. «нечестия и зла» 1Кор. 5,8]». Поэтому в лепешке, которую приносили как благоухание Богу, закваски не было: то, что содержало закваску, не могло быть принесено как благоухание Богу. Эта истина подчеркивается путем контраста: были лепешки, замешанные с закваской, и было запрещено приносить их как благоухание, в жертву посредством огня. Это происходило в двух случаях, в одном из которых, самом важном и самом значительном, достаточном для того, чтобы установить принцип, сообщается в рассматриваемой нами главе [ст. 12].
Лепешки, испеченные с закваской, требовались в жертве за грех
Когда приносили начатки плодов, приносили две лепешки, испеченные с закваской, но эти лепешки не были приношением для благоухания. При этом также приносили всесожжение и хлебное приношение, причем в благоухание, но начатки не в благоухание (см. стих 12 этой главы и Лев. 23,15-20). Что же значили эти начатки? Собрание, освященное Духом Святым; ибо этот праздник и приношение первых плодов был признанным и известным прообразом дня Пятидесятницы — фактически являлся днем Пятидесятницы. «Мы являемся, — говорит апостол Иаков, — некоторым начатком Его созданий». Мы увидим (Лев. 23), что в день воскресения Христа был принесен сноп из первых плодов: колосья с целыми зернами, немолотыми. Ясно, что закваски не было там. Христос действительно воскрес, не увидев тления. Жертву за грех не приносили с этими колосьями, но с квасными лепешками (которые представляли собой собрание, освященное для Бога Духом Святым, но живущее еще в развращенном человеческом естестве), ибо жертва Христа за нас соответствовала закваске, которая сохраняется в нашем развращенном естестве, и удаляла ее от глаз Бога, побежденную (но еще существующую) действием Святого Духа. Из-за этого естества, развращенного самого по себе, мы не можем, проходя через испытание судом Бога, быть благоуханием, жертвой, сделанной посредством огня; но посредством жертвы Христа, которая соответствовала тому, что требовало присутствие зла, и удовлетворила эти требования, она могла быть приносимой Богу, как сказано в Послании Римлянам: «...жертва живая». Поэтому сказано, что Христос не только ответил за наши грехи, но что «как закон, ослабленный плотью, был бессилен, то Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти». Бог осудил грех во плоти, но это было сделано во Христе, что касается греха (то есть как жертву за грех), совершив искупление, подвергнувшись суду, который этот грех заслужил, став грехом за нас, но умерев, совершая это, так что в Нем мы почитаем себя умершими. Осуждение греха устранено в Его смерти, но смерть для греха перешла на нас.
Для тревожной, но восприимчивой и верной совести важно помнить, что Христос умер не только за наши грехи[20], но и за грех, который в нас, ибо, несомненно, «грех» тревожит верную совесть намного больше, чем множество прошлых грехов.
Как лепешки, которые представляют собой церковь, тогда были испечены с закваской и не могли быть принесены для благоухания, так лепешка, представлявшая Христа, была без закваски, приятным благоуханием, приношением, сделанным посредством огня для Сущего. Испытание судом Бога обнаружило в Нем совершенную волю и отсутствие всякого зла, всякого духа независимости. «Да будет воля Твоя», — вот что характеризовало человеческую природу Господа, наполненную и вдохновляемую полнотой Божества, но в то же самое время человека Иисуса, приношение Богу.
Квасные лепешки в мирной жертве — предписанный символ того, что всегда присутствует в человеке
Есть другой пример, имеющий противоположный смысл, который я приведу очень кратко: жертвы мирные. Христос имел свою долю в этих жертвах, человек — также. Потому в них были лепешки, замешанные с закваской, наряду с теми, которые были без закваски. Жертва мирная, представляя общение собрания, связанное с жертвой Христа, неизбежно вводит человека, так что закваска присутствовала там, — предписанный символ той закваски, которая всегда существует в нас. Собрание призывается к святости; жизнь Христа в нас есть святость Сущего, но всегда остается истинным, что в нас, то есть в нашей плоти, не обитает ничего доброго [Рим. 7,18].
Лепешка должна быть смешана с елеем, символом чистоты Духа
Это приводит нас к другому важному принципу, который представлен в данном образе: лепешка должна быть смешана с елеем. «Рожденное от плоти есть плоть», и сами по себе, как просто рожденные от плоти, мы, естественно, являемся не чем иным, как развращенной и падшей плотью, будучи рождены «от хотения плоти». Хотя, как христиане, мы родились от Духа Бога, этот факт не уничтожает старую природу. Активная сила этой природы может быть до любой возможной степени ослаблена, а ее действия[21] могут находиться под контролем, но сама природа не изменяется. Естество Павла было также склонно возгордиться, когда он побывал на третьем небе, как и тогда, когда он нес письмо первосвященника, чтобы уничтожить имя Христа, если бы это было возможно. Я не говорю, что склонность ко злу имела у него ту же самую силу, но эта склонность сама по себе была так же плоха и даже хуже, потому что она находилась в присутствии наибольшего добра.
Что касается Христа, то хотение плоти не приняло никакого участия в Его рождении. Его человеческая природа проистекала лишь из божественной воли, как и присутствие божественной природы на земле. Мария, покоряясь с простотой веры и с очаровательным послушанием, демонстрирует нам в трогательной прекрасной сцене свою покорность и смирение сердца и ума перед откровением Бога: «Се, раба Господня (Сущего); да будет мне по слову Твоему». Христос не знал греха. Сама Его человеческая природа была зачата Духом Святым. Святое, рожденное от девы, должно было наречься Сыном Бога. Он был воистину и полностью человеком, рожденным от Марии, но Он был человеком, рожденным от Бога. Мы видим это имя Сына Бога, примененное к трем различным положениям Христа: Сын Бога, Создатель в Посланиях Колоссянам, Евреям и в других отрывках, которые указывают на это; Сын Бога, рожденный в мире (Лук. 1, Пс. 2), и, наконец, открывшийся Сыном Бога в силе как воскресший из мертвых (Рим. 1,4).
Лепешка, помазанная елеем, — сила Святого Духа
Лепешка[22] была смешана с елеем точно так же, как человеческая природа Христа получала свой характер, свое бытие, свое благоухание от Духа Святого, известным и постоянным символом которого является елей. Но чистота не является силой, и духовная сила, действующая в человеческой природе Христа, выражена в другой форме.
Лепешки должны были быть помазаны елеем: так написано, что Бог помазал Духом Святым и силою Иисуса из Назарета, который ходил из места в место, делая добро и исцеляя тех, кто был угнетаем дьяволом (Деян. 10,38). Это не означает, что в Иисусе чего-то недоставало. Прежде всего, как Бог Он смог бы сделать все, но Он смирил себя и пришел, чтобы повиноваться. Поэтому Он представляет себя публично лишь тогда, когда был призван и помазан, хотя Его беседа с учителями в храме показала Его связь с Отцом с самого начала Его пути [Лук. 2,46-49].
Здесь обнаруживается некоторая аналогия с нами. Быть рожденным Богом и быть запечатленным и помазанным Духом Святым — это две разные вещи. Пятидесятница, Корнилий, верующие Самарии, на которых апостолы возложили руки, являются доказательством этому, а также многие отрывки, имеющие отношение к этой теме. Мы все являемся «сынами Бога по вере во Христа Иисуса» [Гал. 3,26]. Но «как вы — сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего» (Гал. 4,6). «В котором вы, после того как уверовали в Него, запечатлены обетованным Святым Духом, Который есть залог наследия нашего для искупления удела Его» (Еф. 1,13-14). «Сие сказал Он, — говорит Иоанн, — о Духе, Которого имели принять верующие в Него» (Иоан. 7,39). Святой Дух может породить, посредством новой природы, святые желания и любовь к Иисусу, но без осознания верующим избавления и силы, без радости Его присутствия в познании завершенного дела Христа. Что касается Господа Иисуса, мы знаем, что это второе действие, действие помазания, было совершено в связи с совершенством Его личности (и это было возможно, потому что Он сам по себе был праведным), когда после Его крещения Иоанном (в котором Он, не знавший греха, соединился со своим народом — тогда это был верный остаток Израиля — в первом движении благодати в их сердцах, что было показано в том, что Он пришел к Иоанну, чтобы быть с ними во всех путях этой благодати от начала до конца, в их испытаниях и их скорбях), Он, безгрешный, был помазан Духом Святым, сошедшим на Него в телесном виде, как голубь, чтобы затем быть уведенным Духом для нас на сражение, из которого Он вышел победителем посредством Духа, и чтобы отправиться посредством силы того же самого Духа в Галилею. Я сказал «победитель силой Духа», ибо если бы Иисус дал отпор сатане просто силой Бога как таковой, то, во-первых, очевидно, что не было бы сражения, и, во-вторых, не было бы ни примера, ни ободрения для нас. Напротив, Господь дал отпор сатане в силу того принципа, который для нас является каждодневным долгом, а именно: разумное послушание, использующее Слово Бога и дающее отпор сатане с негодованием, как только он появляется себя открыто как таковой[23]. Если Христос начал свой путь со свидетельством и радостью Сына, то Он начал путь борьбы и послушания (если Он мог связать сильного, Он должен был сделать это [Матф. 12,29]).
То же самое верно и для нас: радость, избавление, любовь, изобилующий мир, Дух усыновления, уверенность в нашем принятии перед Отцом — таково начало христианского пути; но путь, на который мы стали, — это путь борьбы и послушания, без последнего мы потерпим поражение в первом. Козни сатаны против Иисуса имели целью разъединить в Нем эти две вещи. Если Ты Сын Божий, используй Твою силу: сделай камни хлебами, действуй по своей собственной воле. Ответ Иисуса означает: «Я в положении послушания, рабства. Я не получил повеления. Написано: “Человек будет жить всяким словом, исходящим из уст Бога”. Я остаюсь в этом состоянии зависимости».
Сила духа, используемая Иисусом для показа более совершенного служения
В этом была сила, но сила, соединенная с состоянием послушания и его осуществлением. Единственный поступок непослушания, который Адам мог совершить, он совершил; но Тот, который, что касается силы, мог все, использовал свою силу только для того, чтобы исполнить более совершенное служение, являя более совершенную покорность. Чудесная картина пути Господа, Его поведения посреди скорбей человека, терпящего последствия непослушания человека, природу которого Он принял во всем, кроме греха: «Ибо надлежало (видя состояние, в котором мы находимся), чтобы Тот, для Которого все и от Которого все, приводя многих сынов в славу, Вождя спасения их совершил чрез страдания» (Евр. 2,10). Таким образом, Иисус был в силе Духа в сражении; Он был в силе Духа в послушании; Иисус был в силе Духа, изгоняя бесов и неся все наши немощи. Также Иисус был в силе Духа, принося себя беспорочного Богу, но это относится скорее к всесожжению. Во всем, что Он делал, как и во всем, что Он не делал, Он действовал энергией Духа Бога. Именно поэтому Он представлен как пример для нас; мы следуем Ему, правда, со смешанными мотивами и энергией, но посредством силы, которой мы можем, если на то Его воля, совершить большее (Иоан. 14,12), чем Он; не быть более совершенными, но совершить большее и в нравственном плане, как говорит сам апостол, можем все: «Все могу» (Фил. 4,13). Иисус на земле был абсолютно совершенен в послушании, но как раз по этой причине Он не сделал, и в нравственном смысле Он не мог сделать многого, что Он может теперь сделать и явить посредством своих апостолов и служителей, ибо, вознесшийся по правую руку Бога, Он должен был явить, даже как человек, силу, а не послушание. «Верующий в Меня дела... больше сих сотворит; потому что Я к Отцу Моему иду» (Иоан. 14,12).
Место послушания христиан как слуг Христа
Это ставит нас в положение послушания, ибо силою Духа мы слуги Христа. «Служения различны — а Господь один и тот же» [1Кор. 12,5]. Апостолы, следовательно, сотворили дела большие, чем Он, но они в своем личном хождении были смешаны со всякого рода несовершенствами. С кем Господь спорил, даже если Он и был прав? Перед кем Он проявлял человеческий страх [1Кор. 2,3]? Когда Он раскаялся хоть в одном из своих деяний, даже если позже не было причины для раскаяния [2Кор. 7,8]? Нет! Как Иисус и обещал, было большее осуществление силы в апостольском служении; но эта сила раскрывалась в сосудах, слабость которых показывала, что вся слава принадлежала Другому, послушание которых исполнялось в борьбе с иной волей, которая была в них. В этом состояла большая разница между ними и Господом. Иисусу никогда не нужно было иметь жало в плоти, чтобы Ему не возвыситься сверх меры. Драгоценный Учитель! Ты говорил о том, что Ты знал, и свидетельствовал о том, что Ты видел, но чтобы сделать это, Ты опустошил себя; Ты смирил себя, Ты лишил себя всякого почета, приняв вид раба [Фил. 2,7], чтобы через Твое уничижение возвысились мы.
Вследствие той высоты или, скорее, осознания высоты, с которой Он сошел, совершенства Его желания повиноваться там, где Он был, Он не имел никакой нужды в том, чтобы быть возвышенным. Однако Он взирал на радость, которая была перед Ним, и презирал стыд [Евр. 12,2], ибо Он уничижился до такой степени, чтобы радоваться воздаянию. Поэтому Бог превознес Его. «От благовония мастей твоих имя твое, как разлитое миро» (Пес. П. 1,2). Ибо в хлебном приношении был, кроме всего прочего, ливан — благоухание всех добродетелей [букв. благодатей, и так в следующем абзаце] Христа.
Ливан
Как часто наши добродетели представлены для одобрения человеком и, следовательно, плоть часто ошибочно принимают за благодать или, смешанную с ней, ее оценивают согласно человеческому суждению! Но в Иисусе все различные добродетели были представлены Богу. Несомненно, человек может или должен распознавать их, как приятный запах ливана, распространяющийся там, где все сжигалось для Бога, но фактически все сжигалось как благоухание Богу. И это является совершенством.
Как мало верующих представляют свое милосердие Богу, вводя Бога в свое милосердие, осуществляя его для Него и перед Ним (хотя это и ради человека), и настойчиво продолжают осуществлять это, хотя чем больше они любят, тем меньше они любимы (2Кор. 12,15). Но они делают это для Бога, и в этой мере их служение действительно благоухание для Него, но это трудно и требует того, чтобы мы часто находились перед Богом. Так было с Христом, причем во всем совершенстве: чем большую верность Он проявлял, тем больше Его презирали и противились Ему; чем более кроток Он был, тем меньше Его почитали, но то, как Его принимали, не производило в Нем никакого изменения, потому что Он делал все единственно для Бога. Перед толпой или посреди своих учеников, перед лицом неправедных судей, ничего не изменялось в совершенстве Его путей, потому что во всех обстоятельствах Он все делал для Бога. Фимиам Его служения, Его сердца и Его привязанностей был для Бога, он всегда и постоянно поднимался вверх и направлялся к Богу, и, конечно, в жизни Иисуса ливан был обильным, а его аромат был восхитительным. «И обонял Господь приятное благоухание» [Быт. 8,21], вместо проклятия на нас истекало благословение. Ливан добавлялся к хлебному приношению, ибо по истине он был как результат произведен в жизни Христа Духом, и он непрерывно восходил к Богу. То же самое верно в отношении заступничества Христа, так как оно выражает Его любовь, полную благодати. Его молитвы, святое выражение Его зависимости, были бесконечно драгоценны для Бога, перед которым они поднимались как приятный запах ливана. «И дом наполнился благоуханием от мира» (Иоан. 12,3). И подобно тому, как грех ставит себя вместо Бога, здесь Бог ставился вместо своего я, и это есть совершенство. Кроме того, это является силой, поскольку обстоятельства не управляют нашим я. И это есть совершенство в прохождении через мир. Иисус всегда оставался собой во всех обстоятельствах, по той самой причине мы чувствуем их все согласно Богу — не согласно нашему я. Мы также можем добавить, что, как сатана ведет к одному [к нашему я] и, таким образом, порабощает себе, так другое происходит в силе и под водительством Святого Духа.
Мед запрещен в жертве
Кроме закваски Бог запретил использовать в жертвоприношении мед — то, что является самым сладким по своему природному вкусу, как например: счастливые связи, привязанности к тем, кого мы любим по плоти, и тому подобное. Это не значит, что эти вещи являются злыми сами по себе. «Нашел ты мед,- говорит мудрец,- ешь, сколько тебе потребно, чтобы не пресытиться им и не изблевать его» [Пр. 25,16]. Когда Ионафан съел немного из того, что он нашел в лесу в день своего служения и силы его веры на благо Израиля, его глаза просветлели от этого [1Сам. 14,27]. Но мед не может входить в жертвоприношение. Тот, который мог сказать своей матери: «Жено! Се, сын твой», — а ученику: «Се, матерь твоя!», — даже в ужасную минуту на кресте, когда Его служение заканчивалось, мог также сказать: «Что Мне до тебя, жено?»[24]- в тот момент, когда Он был занят самым простым исполнением своего служения. Он был чужим для сыновей своей собственной матери, как Левий, человек Бога, в благословении Моисея [Втор. 33,8], — тот Левий, который был представлен как приношение Богу от лица народа (Числ. 8,11 [в англ. начало этого стиха переведено: «И Аарон принесет левитов как жертву потрясания перед Сущим...»]), «который сказал о своем отце и о своей матери: «Я на них не смотрю»,- и братьев своих не признает, и сыновей своих не знает, ибо они, левиты, слова Твои хранят и завет Твой соблюдают» [Втор. 33,9].
Христос — пища священников Бога
Нам остается отметить еще одну вещь. Во всесожжении все сжигалось для Бога, так как Христос принес себя полностью Богу, но человеческая природа Христа является пищей священников Бога. Аарон и его сыновья должны были есть из хлебного приношения то, что не сжигалось на огне. Христос был истинным хлебом, сошедшим с небес, чтобы дать жизнь миру, чтобы мы (через веру, священники и цари) ели этот хлеб и не умерли. Этот хлеб был святым, ибо только Аарон и его сыновья должны были есть его. Действительно, кто же когда-либо питался Христом, если не те, которые, освященные Святым Духом, живут жизнью веры и питаются пищей веры? И не является ли Христос пищей наших душ как освященный для Бога, да, всегда освящающий также нас для Бога? Разве наши души не обнаруживают то, что снабжает, питает и освящает нас в Том, который кроток и смирен сердцем, в Том, который сияет, как свет человеческого совершенства и божественной благодати среди грешных людей? Разве не могут наши души ощутить то, что значит быть принесенным в жертву Богу, прослеживая, посредством сопереживания Духа Иисуса в нас, жизнь Иисуса для Бога и перед людьми в этом мире? Иисус дает нам пример человека, живущего для Бога, и увлекает нас за собой привлекательностью того, чем Он был, будучи сам той силой, приводящей нас на путь, которым Он шел, в то время как наше наслаждение и наша радость в Нем. Разве наши чувства не уподобляются Его чувствам и не поглощены ими, когда мы с наслаждением размышляем о том, что Спаситель был здесь на земле? Мы восхищаемся Им, мы смиряемся и по благодати становимся подобными Ему. Он глава и источник этой жизни в нас, и явление ее совершенства в Нем производит и развивает в нас ее силу и смирение. Действительно, кто смог бы быть гордым в общении со смиренным Иисусом? Как было сказано, Он, смиренный, научил бы нас занять последнее место, если бы Он не занял его сам, — привилегия Его совершенной благодати. Драгоценный Учитель, позволь нам, по крайней мере, быть ближе к Тебе, сокрытыми в Тебе!
Различие между тем, как ели хлебную жертву и мирную
Это верно, но здесь следует провести различие. В мирной жертве ели мясо жертвы помимо того, что имел священник. Те, кто ел, являлись Израильтянами, причем чистыми, и они ели вместе, как на праздничном пире. Это было совместное наслаждение, общение, основанное на приношении крови и тука Богу, то есть на приношении Христа как жертвы Богу в смерти за нас, — в этом последнем жертвы за грех уподобляются жертве мирной (Лев. 4,10.26.31.35), и участие в этом пире со всею тщательностью связывалось с этим. Это была общая и праведная радость, благодарение за благословения, или же добровольно — от радости в благословениях Господа; это был «Шалом» и являлось общением в нем, плодом искупления и благодати. Хлебное приношение относилось к одной личности, к тому, кто посвящал себя Богу, разделяя совершенство самого Христа, принесшего себя Богу, и питаясь этим совершенством. Только священники ели его как таковое.
Соль завета Бога
Как огромна эта благодать, которая вводит нас в такую близость общения с Ним, которая сделала нас священниками согласно силе оживляющей благодати, чтобы иметь долю в том, что составляет наслаждение для Бога, нашего Отца, что принесено Ему как приятное благоухание, как жертва, сожженная на огне Сущему, что подано на стол Бога! Все это запечатлено заветом, чтобы быть нашей вечной, неизменной долей. Поэтому сказано: «Не оставляй жертвы твоей без соли завета Бога твоего: при всяком приношении твоем приноси соль». Без нее нельзя было обойтись ни при хлебном приношении, ни при всякой другой жертве. Постоянство, продолжительность, предохраняющая энергия того, что божественно (что, быть может, не всегда для нас приятно и сладко), были представлены в ней солью, этой печатью Бога, что это было не преходящее благоухание, не мгновенное наслаждение, а вечное. Все, что от человека, проходит; все, что от Бога, пребывает вечно: жизнь, любовь, божественная природа и благодать. Эта святая отделяющая сила, которая хранит нас в удалении от развращения, есть от Бога и разделяет постоянство Его природы и привязывает нас к Нему, не тем, что мы есть касательно воли, но уверенностью, которую дает божественная благодать. Эта сила активна, чиста и освящает нас, но она имеет свой источник в благодати и в энергии божественной жизни. Обещание Бога, которое обязывает нас, связывает нас с Ним, но через Его собственную энергию и Его собственную верность, а не через наши. Эта энергия смешана с жертвой Христа и основана на ней. Итак, именно в этой жертве Бог запечатлел и непреложно утвердил свой завет, иначе Христос не был бы прославлен. Это завет Бога. Закваска и мед — наш грех и наши естественные привязанности — не могут иметь место в жертве Бога, но энергия Его благодати (которая не щадит зло, но утверждает добро) есть в ней, чтобы обеспечить нам неизменное наслаждение ее результатами и ее плодами. Соль не образовывала приношение, но она никогда не должна была отсутствовать в нем; ее не могло не быть в том, что было от Бога; у нее было свое место во всяком жертвоприношении.
Особая характерная черта и суть хлебного приношения
Нужно помнить, что характерная черта хлебного приношения, как и всесожжения, черта, действительно общая для всех приношений, состояла в том, что их приносили Богу. Этого нельзя сказать о первом человеке, Адаме: в своей невинности он наслаждался благосклонностью Бога; он выражал или же должен был выражать благодарность Ему за это, но это были только наслаждение и признательность. Сам Адам не был приношением Богу, но это как раз и было сущностью жизни Христа: она была приношением Богу, и тем самым она была отделена, существенно отделена от всего того, что окружало ее[25]. Христос, следовательно, был святым, а не просто невинным, ибо невинность есть отсутствие, незнание зла, а не отделение от него. Бог (который знает добро и зло, но бесконечно возвышается над злом и отделен от него, так как оно противостоит Ему) является святым. Христос был святым, а не просто невинным; Он был во всей своей воле посвящен Богу, отделен от зла и жил в силе Духа Бога. Поэтому, в качестве приношения, сутью этого приношения была мелкая пшеничная мука, елей и ливан, изображающие человеческую природу, Святой Дух и благоухание благодати. Приношение не должно было содержать ни закваски, ни меда, а что касается способа представления его, то его смешивали с елеем и смазывали елеем, также во всякой жертвы должна была присутствовать соль завета Бога, упомянутая здесь, потому что в том, что касалось благодати Его человеческой природы, одним словом, человека (человека, приносящего себя Богу, — не в своей смерти, а в своей жизни, хотя и испытанного до смерти), можно было предположить недостаток соли, — чтобы это являлось как праведным человеческим действием, так и благим. Но то, что жертва приносилась на жертвеннике Богу, сжигалась как приятное благоухание и состояла из трех компонентов, названных выше, составляло сущность хлебного приношения.