Левит. Глава 1
Бог, говорящий из скинии, доступный благодаря посредничеству, жертве и священству
Бог говорит не с высоты Синая, а из скинии, где Его ищут; где согласно образцу Его славы, но также согласно нуждам тех, кто ищет Его присутствия, Он находится в отношениях с народом благодаря посредничеству и жертве. На Синае, во внушающей страх славе, Он требовал и предлагал условия послушания, в ответ на исполнение которых Он обещал свою благосклонность. Там сообщения производились напрямую, но народ не мог вынести этого. Здесь Он доступен грешнику и святому, но с помощью посредничества и священства, установленного Им. Центром и основанием нашего доступа к Богу является, следовательно, послушание Христа и Его жертва. Вот почему это представлено нам в первую очередь, когда Бог говорит «из скинии собрания», как мы читаем в главе 1,1.
Порядок жертв
Отметим сначала порядок этих жертв. Порядок их принесения во всех случаях противоположен порядку их учреждения. Есть четыре больших категории жертвоприношений: 1) всесожжение, 2) хлебное приношение, 3) жертва мирная, 4) жертва за грех. Я называю их в порядке их учреждения, ибо при их осуществлении, когда они приносятся вместе, жертвы за грех всегда идут первыми, потому что речь идет о возвращении к Богу[4] и, приближаясь к Богу посредством жертвы, необходимо, чтобы человек приближался согласно действенности того, что удаляет его грехи, потому что они понесены другим. Но когда сам Господь Иисус представлен как великая жертва, тот факт, что Он был «сделан грехом» [так правильно в 2Кор. 5,21], является следствием принесения Им себя самого в совершенстве Богу [Евр. 9,14], и хотя Он сделан грехом за нас, однако это было в Его собственном совершенстве и для божественной славы, мы можем сказать для славы Его Отца; это великая, но благословенная тайна. Он отдал себя самого, когда пришел исполнить волю своего Отца, и Он, не знавший греха, был сделан грехом за нас и претерпел смерть.
Христос — одна совершенная Жертва
Более того, когда наши грехи устранены, источник общения находится в личном совершенстве Христа, и в том, что Он сам, без пятна, приносит себя в жертву Богу, прославляя Бога посредством смерти, когда грех и смерть из-за греха были там перед Ним, и в том, что Он полностью отдает себя, чтобы Бог был прославлен в отношении этого состояния[5]. Затем мы представлены согласно драгоценности этой жертвы перед Богом, хотя абсолютно необходимо, чтобы наши грехи действительно были понесены, для того чтобы мы были введены в это общение. В этом есть отличие от великого дня искупления [Лев. 16]. Там кровь возлагалась на седалище милости [крышку ковчега] в святом святых; но это (в то время как давало доступ туда на основании совершенного очищения через жертвоприношение бесконечной ценности) относилось к имеющимся грехам и осквернению, а не к чистому благоуханию самого приношения Богу. Однако это подразумевало грех. Приношение не имело бы ни своего характера, ни важности, если бы грех не имел этого. Таким образом, поскольку они выражают Христа и наш доступ к Богу, когда наши грехи полностью устранены и святость испытана, всесожжение, хлебное приношение и жертва мирная (которая является прообразом нашего общения с Богом) идут первыми; затем следуют жертвы за грех и рассматриваются отдельно, ибо они необходимы и поистине являются первой необходимостью для нас. Они, однако, являются выражением не личного совершенства Христа, но того факта, что Он понес грех, хотя для этого было необходимо совершенство.
Из того, что я сказал, очевидно, что Христос должен быть рассматриваемым объектом в тех жертвах, которые сейчас будут занимать наше внимание, — все разнообразие их ценности и действенности, связанное с Его единственной и совершенной жертвой. Здесь в самом деле представлен христианин, ибо он должен представить свое тело как живую жертву [Рим. 12,1], но это на втором плане. Он посредством плодов милосердия должен приносить жертвы благоухания, приятные для нашего Бога посредством Иисуса Христа [Фил. 4,18]; но сейчас предметом нашего рассмотрения в них является Христос.
Различие между жертвой за грех и другими жертвами
Я уже сказал, что есть четыре большие группы жертв: жертвы всесожжения, хлебные приношения, жертвы мирные и жертвы за грех. Такую их классификацию можно увидеть в главе 10 Послания Евреям. Но есть основное различие, которое делит их на две отдельные группы: с одной стороны жертвы за грех, с другой — три другие жертвы. Жертвы за грех, как таковые, не характеризовались как приношения, производимые посредством огня, приятного благоухания Сущему (хотя в большинстве из них тук сжигался на жертвеннике, и в этом отношении приятное благоухание тоже имело место, как это сказано один раз в главе 4,31, так как там действительно было совершенство Христа, хотя Он при этом понес наши грехи), но все другие жертвы характеризовались как благоуханные приношения, производимые огнем [в стихах 1,9.13.17; 2,2.9; 3,5 в рус. Библии стоит слово «жертва», правильный перевод которого «приношение посредством огня», ср. 3,11, где в оригинале стоит то же слово]. Конкретные грехи были на первом плане в жертвах за грех — они несли тяжесть грехов. Прикасавшийся к этим жертвам, которые носили всецело такой характер, приносимые за весь народ[6] (Лев. 16; Чис. 19), осквернялся от них. Но в случае всесожжения, хотя они не приносились за конкретный грех, все же грех подразумевался; в них изливалась кровь, и она была для искупления, но жертва сжигалась на жертвеннике, и все являлось приятным благоуханием Богу. Всесожжение представляло Христа, полностью пожертвовавшего себя Богу, и оно являлось совершенным как приношение, во всех отношениях, хотя грех, как таковой, был поводом для него. Посредством этой жертвы в итоге грех будет удален от взора Бога навеки — какая радость! См. Иоан. 1,29 и Евр. 9,26. Но затем мы, приведенные к осознанию нашего греховного состояния, говорим: «Он был сделан грехом за нас, чтобы мы были сделаны праведностью Бога в Нем» [так в англ. переведено 2Кор. 5,21, что соответствует оригиналу]. Это следствие, но основанием является то, что (кроме того, что Он понес наши грехи) Он совершенно прославил Бога там, где Он был сделан грехом. Именно в месте греха Его послушание было совершенным, и Бог был совершенно прославлен во всем, чем Он является (Иоан. 13 и 17). В еврейском оригинале есть только одно слово для обозначения «греха» и «жертвы за грех». Эти жертвы сжигались, но не на жертвеннике; тук, за исключением одного случая (глава 4), о котором мы поговорим позже, сжигался на жертвеннике. Другие приношения являлись приношениями, сделанными при помощи огня приятным благоуханием Сущему: они представляют совершенное и добровольное принесение Христом самого себя Богу, а не возложение грехов на Него как на заместителя Святым, Судьей.
Эти две стороны жертвы Христа отличны друг от друга и чрезвычайно драгоценны. Бог сделал Его, не знавшего греха, грехом за нас; но так же верно, что Он вечным Духом Он принес себя незапятнанного Богу [Евр. 9,14]. Рассмотрим сначала эту последнюю сторону, которая в Левите представлена нам (и это совершенно естественно) в первую очередь.
Всесожжение
Первым видом жертвы, самой совершенной и самой характерной из категории жертв, которые посредством огня становились благоуханием, было всесожжение. Тот, кто приносил эту жертву, чтобы быть принятым Богом, должен был привести[7] свое приношение к дверям скинии собрания и заколоть эту жертву перед Сущим.
Место обрядов скинии: 1) Святое святых
Поговорим сначала о месте, обо всей сцене, где проходили обряды скинии собрания. Она состояла из трех частей, первая из которых была святое святых, самая внутренняя часть пространства, образованного посредством брусьев и покрытого покровом, отделенная от остального завесой, висящей перед ним, внутри которой находился ковчег завета и херувимы, осеняющие седалище милости [крышку ковчега], и НИЧЕГО ДРУГОГО. Это был престол Бога, а также прообраз Христа, в Котором открывается Бог и Который является истинным ковчегом завета с седалищем милости на нем.
2) Святое
Как говорит нам апостол, завеса обозначала, что путь в святое святых не был еще открыт, пока существовало прежнее домоправление[8]. Непосредственно за завесой находился золотой жертвенник благовоний, его действие проникало внутрь за завесу; с него в некоторых случаях бралось благовоние, которое клали в кадильницу и приносили внутрь. В этом внешнем помещении скинии, называемом «святое», чтобы отличать его от святейшего места или «святого святых», находились с одной стороны хлебы предложения, с другой — золотой светильник: первые — прообразы воплощенного Христа, истинного хлеба жизни, в единстве с двенадцатью коленами и являвшегося их главой, второй — прообраз совершенства[9] (однако, я не сомневаюсь, также в связи с Израилем в последние дни) Духа, дающего свет. Церковь признает Христа именно таким, и Святой Дух обитает в ней, но то, что характеризует ее как таковую, это познание небесного и прославленного Христа и присутствие в ней, посредством божественных сообщений, Святого Духа как связи единства. Эти образы, с другой стороны, представляют нам Христа в Его земных отношениях и Духа Святого в различных проявлениях Его силы, когда земная система Бога установлена. Сравни Зах. 4 и Откр. 11, где есть свидетельство о светильнике, но не его действительное совершенство, свидетельство Бога на земле. Послание Евреям дает нам весь необходимый свет в отношении того, до какой степени и с какими изменениями эти прообразы могут быть применены сейчас. Но это послание никогда не говорит об отношениях и привилегиях, присущих собранию и христианам. Они рассматриваются как странники на земле, земной народ. Не представлено единство с Христом. Он на небесах, а мы на земле в нужде; имя Отца не упоминается, но самое большее — это то, что касается нашего доступа к Богу и необходимых средств благодати для нашего пути здесь на земле. Это в полном смысле слова христиане, мы, участники небесного призвания; но это может выйти за эти границы и изобразить нам то, что подходит для остатка, убиваемого после взятия церкви. В святилище постоянно входили все священники (а не только первосвященник), но никто, кроме них. Мы знаем, кто те, которые одни могут сейчас входить таким образом к Богу, а именно: те, кто сделан царями и священниками, истинными святыми Бога, только, мы можем добавить, завеса, которая тогда скрывала святое святых и закрывала вход, теперь разорвана сверху донизу, чтобы никогда не появиться снова между нами и Богом. Мы имеем дерзновение входить в святое святых. Завеса была разорвана в плоти Христа. Христос является не только небесным хлебом, то есть воплощенным, но, как преданный смерти, характеризуется плотью и кровью [Иоан. 6], и для нас полностью открыта дверь, чтобы войти в духе туда, где Он. Наше обычное право и привилегия — в святилище, прообразе сотворенных небес, как «святое святых» символизирует «небеса небес», как это можно увидеть и в самих названиях. В некотором смысле, что касается духовного приближения и общения, когда завеса разорвана, нет разделения между этими двумя местами, хотя в свете, к которому ни один человек не может приблизиться, Бог пребывает недоступным [1Тим. 6,16]. Теперь мы как священники в небесных местах, но только в духе.
Приближение Христа к Богу в совершенном принесении самого себя
На пути приближения к святилищу находился внешний двор: двор скинии собрания[10]. Входя в эту часть, первое, что встречали на пути, был жертвенник всесожжения, затем между ним и скинией — умывальник, где священники омывались[11], когда входили в скинию или исполняли свое служение перед жертвенником. Очевидно, что мы приближаемся единственно через жертву Христа и что мы должны быть омыты водой посредством Слова, прежде чем мы сможем служить в святилище. Мы также нуждаемся, как священники, в том, чтобы, по крайней мере, наши ноги были омыты для нашего непрестанного небесного служения, омыты Защитником, которого мы имеем там наверху (см. Иоан. 13)[12].
Христос также приблизился таким образом, но это было посредством совершенного приношения самого себя, а не посредством приношения другого [Евр. 9,12]. Нет ничего более трогательного или более достойного нашего пристального внимания, чем то, как Иисус представил [это слово много раз использовано в англ. переводе в Лев. 1 — 3; напр. Лев. 1,2.3, в рус. оно переведено «приносить, приводить»; в главах 4, 5 в рус. оно переведено так же, как в англ.: «представить», см. Лев. 4,3.14; 5,8] самого себя, добровольно, для того чтобы Бог полностью и совершенно прославился через Него. В страданиях Он не открывал своих уст; Его молчание было следствием глубокой и совершенной решимости добровольно предать самого себя, в послушании, ради этой славы Бога, — служение (благословенно Его имя!), совершенно исполненное, так что Отец покоится в своей любви к нам.
Абсолютная преданность Христа, проявленная двояким образом
Эта преданность славе Отца могла проявиться и действительно проявилась двояким образом: во-первых, в служении, то есть в абсолютной преданности Богу в отношении всех способностей человека, живущего здесь на земле, — преданности, испытанной огнем, даже до смерти; во-вторых, в пожертвовании самой жизни — Христос предал самого себя, предал смерти свою жизнь для божественной славы, когда грех был там. Всесожжение представляет нам эту вторую сторону; хлебное приношение — первую; в то же самое время обе эти стороны, в принципе, тождественны, выражая полную преданность человеческого существования Богу: одно — преданность живого и действующего человека, второе — предание жизни на смерть.
Христос является и жертвой и приносящим жертву
Следовательно, при всесожжении приносящий приносил жертву полностью Богу у входа скинии собрания. Таким образом, Христос представил себя самого для осуществления намерений и славы Бога туда, где был грех. В прообразе жертва и тот, кто приносил ее, были конечно же отличны друг от друга, но Христос был тем и другим, и руки приносящего возлагались на голову жертвы в знак этой тождественности.
Приведем некоторые из отрывков, которые так представляют нам Христа. В первую очередь, в общем, Он приходит, чтобы прославить Бога, как в своей жизни, так и в своей смерти, но если мы рассматриваем Его как в точности занявшего место этих жертв, Дух говорит о Нем так (Евр. 10), цитируя псалом 40: «Тогда Я сказал: вот, иду, как в свитке книжном написано о Мне, исполнить волю Твою, Боже». «Я желаю исполнить волю Твою, Боже мой, и закон Твой у меня в сердце». Итак, Христос, предавая себя полностью воле Бога, занимает место этих жертв: Он является осуществлением теней грядущих благ. Но о самой своей жизни Господь говорит так (Иоан. 10,18): «Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее. Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее. Сию заповедь получил Я от Отца Моего». Это было послушание, но послушание в жертвовании самого себя, и таким образом, говоря о своей смерти, Он говорит: «Идет князь мира сего (сатана), и во Мне не имеет ничего. Но чтобы мир знал, что Я люблю Отца, и как заповедал Мне Отец, так и творю» (Иоан. 14,30-31). Мы также читаем в Лук. 9,51: «Когда же приближались дни взятия Его от мира, Он твердо направил лицо свое [в рус. восхотел] идти в Иерусалим». «Вечным Духом принес Себя непорочного Богу» (Евр. 9,14).
Результат дела Христа — введение в славу Бога
Как совершенен и полон благодати этот путь Господа! Он был настолько же верен и предан, чтобы приближаться, когда Бог должен был быть таким образом прославлен, и чтобы покориться последствиям своей преданности (последствиям, которые были навязаны Ему обстоятельствами, в которые мы помещены), насколько человек старался удалиться от Бога, чтобы искать своих собственных удовольствий. Христос уничижил себя до смерти, чтобы величие и любовь Бога, Его истина и Его праведность были бы полностью осуществлены посредством проявления Его преданной любви. Таким образом, человек, в Его личности и через Его дело, примирен с Богом, приведен к истинным и праведным отношениям с Богом, который был полностью прославлен во Христе, что касается греха и (это чудесно) в месте греха, причем согласно всей ценности того, что Христос сделал, чтобы прославить Бога. Он сделал это в месте греха как ставший грехом за нас, ибо именно там Бог должен был быть прославлен и именно там, как нигде в другом месте, в совершенстве проявилось все то, чем Он является, — в любви, в свете, в праведности, в истине, в величии, так как посредством греха человека Он был обесчещен; только сейчас это было бесконечно в своей ценности, — сам Бог, не просто искажение человеком славы Бога.
Участие жертвующего в жертве без порока
Жертва должна была быть без порока. Применение этого к Христу слишком очевидно, чтобы нуждаться в комментарии: Он был «Агнцем без порока и без пятна» [1Пет. 1,19, в рус. «непорочным и чистым»]. Приносящий[13] должен был закалывать тельца перед Сущим. Это дополняло сходство с Христом, ибо хотя очевидно, что Христос не мог убить сам себя, но Он отдал свою жизнь — никто не отнял ее у Него [Иоан. 10,18]. Он делал это перед Сущим. В обряде жертвоприношения это было участием (частью) того, кто приносил жертву, обязанностью личности и таким образом Христа как человека. Человек видел в смерти Христа суд от руки человека: власть Каиафы или власть мира; но, как «принесенный», Христос принес себя самого перед лицо Сущего.
Участие Сущего и участие священника в чистой жертве
Затем следует участие Сущего и участие священника. Необходимо было, чтобы приношение было предано огню жертвенника Бога. Жертву рассекали на части, мыли, затем она подвергалась, согласно очищению святилища, испытанию судом Бога; ибо огонь как символ всегда означает испытание судом Бога. Что касается омывания водой, то оно в прообразе делало жертву тем, чем был Христос по своей сущности, то есть чистым, но мытье имеет то значение, что освящение жертвы и наше освящение происходят по одному и тому же принципу и согласно одной мере. Христос в этом смысле является нашим освящением. Мы освящены к послушанию, Христос пришел, чтобы исполнить волю своего Отца, и, таким образом, совершенный с самого начала, Он учился послушанию посредством того, что выстрадал [Евр. 5,8], совершенно послушный всегда, но Его послушание подвергалось все более и более сильному испытанию, так что оно непрерывно становилось все более глубоким и полным. Он учился послушанию, Он учился тому, что значит повиноваться, причем при возрастании страданий и осознания того, что было вокруг Него, и наконец посредством креста[14]. Как для божественной личности послушание было для Него новым, и Он научился ему во всей его широте; для нас оно также ново, потому что мы по природе непокорны Богу.
Вода омовения и ее символическое применение в крещении
Кроме того, это омывание водой для нас происходит посредством слова, и Христос, говоря о себе самом, утверждает, что человек будет жить всяким словом, исходящим из уст Бога. Но в этом есть — это очевидно и неизбежно — та разница, что, в то время как Христос имел жизнь в самом себе и сам являлся жизнью (Иоан. 1,4; 5,26; 1Иоан. 1,1.2), мы получаем эту жизнь от Него, и, кроме того, в то время как Он всегда был послушен записанному слову и слова, которые выходили из Его уст, были выражением Его жизни, они являются руководством для нашей жизни.
Продолжим еще немного наше рассмотрение применения этой очистительной воды. Она также выражает силу Духа, осуществляемую посредством слова и воли Бога[15]; так обстоит дело даже в том, что касается начала жизни в нас: «По своей собственной воле, родил Он нас словом истины, чтобы нам быть некоторым начатком Его созданий» (Иак. 1,18), и: «По сей-то воле освящены мы» (Евр. 10,10). И в 1Пет. 1,23 говорится, что мы рождены от нетленного семени слова. Но эта воля находит нас ходящими в грехах и живущими в них или, с другой точки зрения, мертвыми в них. Это действительно одно и то же, ибо живя во грехах, человек духовно мертв по отношению к Богу; только первое раскрывает все наше состояние, а второе имеет дело с нашей ответственностью. В Послании Ефесянам мы рассматриваемся мертвыми во грехах, в Послании Римлянам — живущими в них; в Послании Колоссянам главным образом рассматривается последний аспект, но затрагивается также и первый. Следовательно, очищение должно происходить посредством смерти и воскресения Христа — смерть для греха и жизнь для Бога в Нем. Поэтому по смерти Христа из пронзенного бока Спасителя истекла вода и кровь, то есть очищающая сила, так же как искупающая сила. Смерть, следовательно, является как единственным очищением, так и единственным искуплением от греха. «Умерший освободился от греха»[16]. Потому вода становится символом смерти, ибо только смерть очищает. Эта истина о действительном освящении была неизбежно скрыта под законом, кроме как в прообразах, ибо закон применялся к человеку, живому, и требовал его послушания. Смерть Христа раскрыла ее. В нас, то есть в нашей плоти, не живет ничего доброго. Поэтому, когда речь идет о символическом значении воды в крещении, сказано, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились (Рим. 6,3). Однако очевидно, что мы не можем остановиться на этом, остаться в самой смерти. В нас она провозгласила бы наше осуждение и была бы его свидетелем, но, обладая жизнью во Христе, смерть в Нем для нас является смертью нашей жизни греха и виновности. Именно сообщение жизни Христа дает нам возможность рассматривать ветхого человека как мертвого и нас самих как умерших в наших преступлениях и наших грехах. «А если Христос в вас, то тело мертво из-за греха, но Дух есть жизнь из-за праведности» [Рим. 8,10]. Таким образом, мы научаемся истине касательно нашего природного состояния (здесь речь не идет о том, чем вера почитает ветхого человека, если Христос в нас): «И вас, которые были мертвы во грехах и в необрезании плоти вашей, оживил вместе с Ним» (Кол. 2,13). Когда мы были мертвы во грехе, Он оживил нас вместе с Ним; и, говоря о крещении к смерти, Писание добавляет: «Дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в новизне жизни» (Рим. 6,4). Только в силе новой жизни мы можем считать себя мертвыми для греха, и, действительно, лишь зная об искуплении, мы можем говорить так. Именно тогда, когда мы постигли силу смерти Христа и Его воскресения и знаем, что мы в Нем через Духа Святого, мы можем сказать: «Я сораспялся Христу» [Гал. 2,20]; «...я не во плоти» [Рим. 8,9]. Мы, следовательно, видим, что это очищение, которое в иудаизме понималось как простое нравственное воздействие, для нас является, посредством сообщения нам жизни Христа, тем, чем мы освящаемся, согласно силе Его смерти и воскресения, и грех, как закон, действующий в наших членах, осужден. Первый Адам, как душа живая, развратился; второй Адам, как оживляющий Дух, сообщил нам новую жизнь [1Кор. 15,45].
Крещение огнем Христа
Итак, если это сообщение жизни Христа является через искупление основой нашего очищения, отправной точкой этого суда над грехом, то очевидно, что во Христе эта жизнь была в высшей степени и действительно чистой, в то время как в нас плоть имеет похоти, противостоящие Духу. Даже по плоти Христос родился от Бога. Он должен был пройти не только через крещение водой, чтобы совершить всякую праведность как живой человек (хотя Он был совершенно чистым), но также через испытание всего, что было в Нем, посредством крещения огнем. «Крещением должен Я креститься; и как Я стеснен, пока это совершится» (Лук. 12,50).
Здесь, следовательно, Христос, всецело принесенный Богу для полного явления славы Бога, подвергается совершенному испытанию судом. Огонь испытывает то, чем Он является. Он осолен огнем [Марк. 9,49]. Совершенная святость Бога в силе Его суда самым основательным образом испытывает все, что есть в Нем. Кровавый пот, страстная мольба в Гефсимании, Его глубокая скорбь на кресте с трогательным сознанием своей праведности: «Почему Ты Меня оставил?», — крик, оставшийся без ответа, что касается облегчения испытания, — все это говорит о полном испытании Сына Бога. Бездна отвечала бездне — все волны и все потоки Сущего прошли над Ним [Пс. 42,7]. Но, так как Он принес себя самого в своем совершенстве для полного испытания, этот пожирающий огонь и этот суд над Его самыми глубинными мыслями не произвел и не мог произвести ничего, кроме приятного благоухания Богу. Примечательно, что древнееврейское слово, переведенное «сжигать», в случае всесожжения отличается от слова, которое употребляется, когда речь идет о жертве за грех, но совпадает с тем, которое означает сжигать благовоние.
Жертва приятного благоухания
Следовательно, во всесожжении мы видим совершенное и добровольное принесение Христом себя самого в жертву, затем испытание самых внутренних глубин Его существа огнем суда Бога. Сожжение Его жизни являлось благоуханной жертвой, бесконечно приятной Богу. Не было ни одного помысла, ни малейшего побуждения воли, которое не прошло бы через испытание, — Его жизнь была сожжена в нем, причем без видимого ответа со стороны Бога для Его поддержки; у Него все было принесено Богу, все являлось благоуханием. Но не только это: большая часть из того, что мы только что сказали, могла бы быть применена также к хлебному приношению, но всесожжение совершилось для искупления [1,4], — выражение, которое не употребляется в главе 2. Там подвергается испытанию личное совершенство, присущее Христу, раскрывается способ Его воплощения — то, чем Он был как человек здесь на земле; но смерть была первым элементом всесожжения и смерть совершилась из-за греха. Христос должен был прославить Бога там, где находился человек (иначе это дело не могло принести ему пользы), там, где была власть сатаны в смерти, там, где был неминуемый суд Бога. Слава Бога не могла быть явлена иначе: любовь, праведность, величие явились в месте греха и смерти. Христос, который не знал греха, ставший грехом за нас, в совершенном послушании и в любви к своему Отцу сходит в смерть, и там Бог прославился, сила сатаны в смерти уничтожена, Бог полностью прославился в человеке согласно всему тому, что Он есть, в послушании и в любви, там, куда вошел грех. Он был в месте греха, и Бог прославился в Нем, как никогда никакое творение, никакая невинность не могли бы сделать. Все было в том месте благоуханием, соответствующим всему тому, чем был Бог в праведности и любви.
Приятное благоухание безгрешной жертвы Христа и ее принятие сделано нашим
Когда Ной принес свою жертву всесожжения, сказано: «Обонял Господь приятное благоухание, и сказал Господь в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого — зло от юности его» (Быт. 8,21). Перед этим Сущий раскаялся, что создал человека, и Его сердце опечалилось от этого [Быт. 6,6], но теперь после благоухания жертвы, Он говорит в своем сердце: «Не буду больше проклинать». Такова совершенная и бесконечная ценность добровольного приношения Христа Богу. Не в жертве всесожжения, которую мы здесь рассматриваем, Сущий возложил на Него грехи (это было в жертве за грех). Всесожжение выражает совершенство, чистоту и самоотречение жертвы — но в том самом месте, где Христос был сделан грехом, — и это возносилось в приятном благоухании к Богу. Соответственно ее ценности и в благоухании этой жертвы мы представлены Богу и приятны Ему: мы приняты Им согласно всему наслаждению, которое Он находит в благоухании этой жертвы. Благословенная мысль! Если в этой жертве Бог совершенно прославлен во всем, чем Он является, Он прославлен также в принятии нас. Он принимает нас как плод и свидетельство того, в чем Он был совершенно прославлен, причем это было открыто в искуплении, в котором все, чем Он является, было раскрыто в откровении. Если Он находит наслаждение во всем, чем является Христос в этом Его самом совершенном деянии, Он находит наслаждение также в нас. Если жертва Его Сына всегда пребывает пред Ним, оставаясь вечным напоминанием о наслаждении Отца, мы тоже предстаем перед Ним в действенности этой же самой жертвы, в некотором смысле мы являемся этим напоминанием. Речь идет не просто о том, что дело искупления изгладило грехи, но что совершенная приемлемость Того, кто совершил его и совершенно прославил Бога в нем, благоухание Его безгрешной жертвы, принадлежит нам, это наше благоухание перед Богом. Принятие жертвы Христа, даже самого Христа, — наше. Мы одно с Ним.
Искупление, совершенное в послушании до смерти
Следует заметить, что хотя смерть была чем-то отличным от акта возложения наших грехов на Христа, однако она подразумевала грех, и жертва Христа, как всесожжение, характеризовалась смертью — следствие того факта, что перед Богом стоял вопрос о грехе. Это делало испытание и страдание еще более ужасными. Послушание Христа было подвергнуто испытанию перед Богом в самом средоточии греха, и Христос был послушным до смерти: не в смысле несения грехов и устранения их, хотя это имело место в том же самом деянии, но в совершенстве Его принесения самого себя Богу и Его послушания, испытанного Богом, — испытанного тем, что с Ним поступили как со «ставшим грехом» [2Кор. 5,21], и только в этом смысле Он был благоуханием. Поэтому это деяние является искупительным; оно в некотором смысле более глубокое, чем просто несение грехов, а именно — как испытание послушания и прославление Бога посредством этого. Если мы обрели мир в прощении, для нас изучение жертвы всесожжения не может быть слишком долгим. Это единственное деяние в истории вечности, в котором заложено основание всего того, в чем Бог нравственно прославил себя, то есть открыл себя, как Он есть, и всего того, в чем наше счастье (и его сфера), ибо, благодарение Богу, это неразрывно связано между собой; и это основание заложено таким образом, что Христос мог сказать: «Поэтому Отец Мой любит Меня», причем в полном самопожертвовании, когда Он был сделан грехом пред Богом (какая чудесная мысль!) за нас. Это подобало Ему. Где познана праведность Бога против греха, Его святость, Его бесконечная любовь, Его нравственное величие, то, что подобало Ему, Его истина? Где познан грех человека, где познано совершенство Бога? И наконец, где познана сила сатаны, но также и его ничтожность? Все это — на кресте, и представлено особенно во всесожжении. Не в несении грехов, но как полностью пожертвованного Богу и в искуплении — в пролитии крови из-за греха.
Всесожжение полностью для Бога и Богу
В этой жертве следует обратить внимание еще на одну сторону, отличающую ее от других. Эта жертва была целиком для Бога и Богу — несомненно и для нас, но тем не менее целиком для Бога. Люди в той или иной форме получают часть от других жертв (кроме как от двух первых жертв за грех — но о них позже), от этой — не получают: она была целиком для Бога и на жертвеннике. Таким образом, это была великая абсолютно необходимая жертва, по своему результату связанная с нами, так как пролитие крови (Евр. 9,26 и Иоан. 1,29, Агнец Бога) было представлено в ней (сравните Ефес. 5,2). Поэтому, хотя печать греха была там в пролитии крови и искуплении, она являлась абсолютно и полностью приятным благоуханием для Бога и была всецело для Него.