Евангелие по Матфею. Глава 26▼

Господь объявляет о том, что Он будет предан и убит

Господь закончил свою речь. Он готовится страдать и совершить свое последнее и трогательное прощание со своими учениками за столом Его последней пасхи на земле, за которым Он учредил простое и драгоценное воспоминание, которое с такой проникновенной значительностью напоминает о Его страданиях и о Его любви. Эта часть нашего Евангелия не требует значительных пояснений – не потому, конечно, что она представляет меньший интерес, но потому что ее нужно скорее прочувствовать, чем объяснить.

С какой простотой Господь объявляет о том, что должно было произойти (ст. 2)! Он уже прибыл в Вифанию за шесть дней до пасхи (Иоан. 12,1), там он пребывал, за исключением последней вечери, пока Он не был пленен в саду Гефсимании, хотя Он посещал Иерусалим и там принял свою последнюю пищу.

Мы уже рассмотрели проповеди, произнесенные за эти шесть дней, а также и Его действия, как, например, очищение храма. То, что предшествует этой главе (26), это или раскрытие Его прав как Эммануила, Царя Израиля, или провозглашение суда великого Царя в отношении этого народа, – суда, выраженного в речах, на которые народ не мог ничего ответить; или, наконец, положение Его учеников во время Его отсутствия. Сейчас мы видим Его покорность страданиям, назначенным Ему, — суду, которому надлежит состояться над Ним, но который был, по истине, только исполнением намерений Бога, Его Отца, и делом Его собственной любви.

Нечестивые намерения людей исполняют чудесные намерения Бога

Перед нашими глазами развертывается картина ужасного греха человека в распятии Иисуса. Но Господь сам (гл. 26,1) объявляет об этом заранее с полным спокойствием, как Тот, кто пришел с этой целью. До того как состоялось совещание первосвященников, Иисус говорит об этом как об установленном: «Вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие».

После этого (ст. 3) священники, книжники и старейшины собрались, чтобы составить планы о том, как взять Его и избавиться от Него.

Словом, сначала чудесные намерения Бога и покорность Иисуса, согласно Его знанию этих намерений и тех обстоятельств, при которых они должны исполниться; и затем беззаконные намерения человека, который не делает ничего, кроме исполнения намерений Бога. Их целенаправленная договоренность о том, чтобы не брать Его в праздничный день из-за их страха перед народом (гл. 26,5), не была от Бога и не исполняется: Он должен пострадать в праздник.

Иуда в руке сатаны по божественному замыслу

Иуда являлся не чем иным, как инструментом их злобы в руке сатаны; он, в конце концов, сделал не что иное, как устроил это согласно божественному замыслу. Они хотели, но тщетно, избежать того, чтобы схватить Его во время праздника, из-за толпы, которая могла благоволить к Иисусу, если бы Он апеллировал к ней. Она сделала так при Его входе в Иерусалим. Они полагали, что Иисус совершит это, потому что нечестивость всегда рассчитывает обнаружить свои принципы в других. Именно поэтому она так часто терпит неудачу в попытках перехитрить честных: они простодушны. Здесь то, что Иисус должен был пострадать в праздник, являлось волей Бога. Но Он приготовил благодатное успокоение Его сердцу, в большей степени Его сердцу, чем Его телу, – обстоятельство, которое враг использовал, чтобы довести Иуду до крайности и ввести его в связь с первосвященниками.

В Вифании в последний раз; оценка Марией драгоценности Господа

Вифания (связанная в памяти с последними моментами мира и спокойствия в жизни Спасителя, место, где обитали Марфа, и Мария, и Лазарь воскресший) – Вифания^[75] принимает Иисуса в последний раз: благословенное, но кратковременное пристанище сердца, которое, всегда готовое излиться в любви, было всегда стеснено в мире греха, который не отзывался и не мог отозваться на нее. Кроме того, это было сердце, которое дано нам (в Его взаимоотношениях с этой возлюбленной семьей) как пример привязанности совершенной, но тем не менее человеческой, которое находило наслаждение в том, чтобы на нее отзывались и ценили. Близость креста, на котором Он должен будет держать свое лицо как кремень, не лишила Его сердце радости или сладости этого общения, хотя и оказывала влияние и вносила серьезность. Исполняя дело Бога, Он не переставал быть человеком. Он во всем снисходил, чтобы быть нашим. Он не мог более признавать Иерусалим, и это святилище Вифании на короткое время служило Ему убежищем от жестокой руки человека. Здесь Он мог проявить то, что Он всегда был человеком. И это вполне обоснованно, что о поступке той, которая в некотором смысле смогла понять, что Он чувствовал^[76] (чья привязанность инстинктивно поняла поднимающуюся вражду против объекта ее любви, — вражду, которая произвела эту привязанность); о поступке, выразившем то, как ее сердце оценило Его драгоценность и благодать, будет сказано во всем мире. Это наглядный пример, свидетельство, делающее Господа значительно ближе к нам, пробуждающее чувства в наших сердцах, которые освящаются посредством связывания их с Его возлюбленной личностью.

Ежедневная жизнь Господа; Его оценка преданности Марии

Его ежедневная жизнь была жизнью постоянного напряжения души соразмерно силе Его любви, – жизнью преданности посреди греха и страдания. На какое-то мгновение Он мог и желал признать (в присутствии силы зла, которая тогда добивалась своего, и любви, которая, через истинное познание Иисуса, которое развилось в пребывании у Его ног, прилепилась к Нему, покоряясь таким образом этой любви) эту преданность к самому себе, вызванную тем, чему Его душа в божественном совершенстве покорялась. Он мог разумно высказать, выражая истинный смысл, то, что божественно вызванная привязанность делала в молчании^[77].

Читатель хорошо сделает, тщательно изучив эту картину трогательной снисходительности и излияния души. Иисус, Эммануил, Царь и Верховный Судья только что сделал так, что все прошло перед Ним в суде (от гл. 21 до конца гл. 25). Он закончил говорить то, что должен был сказать. Его задача в этом отношении была исполнена. Сейчас Он занимает место жертвы; Ему остается только страдать, и Он может позволить себе насладиться трогательным выражением привязанности, которая проистекает из сердца, преданного Ему. Он мог лишь попробовать меда и продолжить свой путь, но Он пробует его, и Он не отвергнул привязанности, которую Его сердце могло оценить и оценило.

Глубокая привязанность к Господу, вызванная совершенством Господа

Кроме того, заметьте результат глубокой привязанности к Господу. Эта привязанность обязательно дышит той атмосферой, в которой в тот момент находится дух Господа. Женщина, помазавшая Его, не была информирована об обстоятельствах, которые должны были произойти, она также не была пророчицей. Но приближение этого часа тьмы было почувствовано той, чье сердце было сосредоточено на Иисусе^[78]. Различные формы зла разрастаются перед Ним и показывают себя в их истинных цветах; и под влиянием одного господина, а именно сатаны, они сгруппировались вокруг этого единственного объекта, против которого имело смысл выстраивать это средоточие злобы и который выводит в свет их истинный характер.

Но совершенство Иисуса, которое вызывает вражду, вызвало в ней привязанность; и она, скажем так, отразила это совершенство в этой привязанности; и как это совершенство было приведено в действие и выведено в свет посредством вражды, так и ее привязанность. Таким образом, сердце Христа не могло не ответить на это. Иисус по причине этой вражды в еще большей степени стал объектом, занявшим сердце, которое, несомненно, ведомое Богом, инстинктивно предчувствовало, что должно было произойти. Время свидетельства и даже время разъяснения Его отношения ко всем, окружавшим Его, закончилось. Его сердце было свободно, чтобы наслаждаться добрыми, и истинными, и духовными привязанностями, объектом которых Он был и которые, какова бы ни была их человеческая форма, показывали так ясно свое божественное происхождение в том, что они были направлены на тот объект, на котором в этот особый момент было сосредоточено все внимание небес.

Всеведение Господа

Иисус сам осознавал свое положение. Его мысли были о Его исходе. Во время проявления своей силы, Он оставляет без внимания себя, Он забывает себя. Но сейчас притесняемый, отверженный и подобный агнцу, ведомому на заклание, Он чувствует, что Он заслуженно является объектом мыслей тех, кто принадлежит Ему, всех, кто имел сердца, оценившие то, что ценит Бог. Его сердце наполнено грядущими событиями, смотрите стихи 2, 10-13, 18, 21.

Тактичность преданности

Добавлю несколько слов о женщине, которая помазала Его. В ней в удивительной манере показан результат обладания сердцем, в привязанности сосредоточенном на Иисусе. Занятая Им, она чувствует Его положение. Она чувствует то, что оказывает на Него влияние, и это приводит ее привязанность в действие в соответствии с особой преданностью, вызванной этой ситуацией. Так как ненависть к Нему увеличилась до намерения убить Его, в ответ на это дух преданности возрастает в ней. В результате, с тактичностью преданности, она делает именно то, что подходило к Его положению. Бедная женщина не познала этого разумом; несмотря на это, она совершает то, что было принято Им. Ее оценка личности Иисуса, бесконечно драгоценного для нее, сделала ее способной быстро замечать то, что проходило в Его мыслях. В ее глазах обстоятельства Христа имели громадное значение, и она расточает на Него то, что выражало ее привязанность. Плод этого чувства, ее поступок, соответствовал этим обстоятельствам, хотя он являлся не чем иным, как инстинктом ее сердца, Иисус придает ему громадную ценность, какую только мог приписать ему Его совершенный разум, охватывая сразу и чувства ее сердца, и будущие события.

Эгоистичное бессердечие и предательство других выявлены преданностью Марии

Но это свидетельство привязанности и преданности Христу выявляет эгоизм, недостаток сердечности у других. Они порицают бедную женщину. Печальное доказательство (не говоря об Иуде^[79]) тому, как ограниченное знание того, что относится к Иисусу, непременно пробуждает соответствующее чувство в наших сердцах (ст. 8, 9)! После этого Иуда уходит и договаривается с несчастными священниками предать им Иисуса по цене раба.

Господь продолжает свою деятельность любви, и как Он принял свидетельство привязанности бедной женщины, так Он теперь дарит ученикам свидетельство, имеющее безграничную ценность для наших душ. Стих 16 завершает тему, о которой мы говорили: знание, которое имел Христос согласно Богу о том, что ожидает Его; заговор священников; привязанность бедной женщины, принятая Господом; эгоистичное бессердечие учеников; предательство Иуды.

Воспоминание об истинной пасхе; закланный Спаситель

Сейчас Господь учреждает воспоминание об истинной пасхе. Он посылает учеников в Иерусалим, чтобы сделать приготовления для празднования. Он указывает на Иуду как на того, кто предаст Его иудеям. Необходимо отметить, что Господь здесь выражает не просто знание того, кто предаст Его, – Он знал это когда призывал Его, но Он говорит: «Один из вас предаст меня». Это являлось тем, что задевало Его сердце; Он хотел, чтобы это задело и их сердца.

Затем Он указывает, что вспоминать нужно Спасителя закланного. Больше не стоит вопрос о живом Мессии, все это закончилось. Это не было более воспоминанием об избавлении Израиля от египетского рабства. Христос, и причем Христос закланный, начинает совершенно новый порядок вещей. О Нем они должны были теперь думать, о Нем закланном на земле. Затем Он обращает их внимание на кровь нового завета, добавляя то, что расширяет ее действие и на других, помимо иудеев, не называя их, – «за многих изливаемая». Более того, эта кровь не только, как на Синае, для утверждения завета, за верность которому они несли ответственность, — она пролита для прощения грехов. Так что вечеря Господа представляет собой воспоминание о заклании Иисуса, который посредством смерти покончил с прежним, заложил основание нового завета, добился прощения грехов и открыл двери для язычников. Вечеря представляет Его нам только в Его смерти. Его кровь отделена от Его тела: Он мертв. Это ни Христос, живущий на земле, ни Христос, прославленный на небесах. Он отделен от своего народа, что касается их радостей на земле; но они должны ожидать Его как соучастника блаженства, которое Он обеспечил для них (потому что Он снисходит до этого) в лучшие дни: «Отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда я буду пить его новым^[80] с вами в царстве Отца моего». Но эти связи разорваны, кто кроме Иисуса мог выдержать эту борьбу? Все оставят Его. Свидетельства слова должны быть исполнены. Написано: «Поражу Пастыря, и рассеются овцы».

Обещание воскресшего Спасителя относительно Галилеи

Однако Он пойдет, чтобы возобновить свои взаимоотношения, как воскресший Спаситель, с этими бедными из стада в то же самое место, где Он уже отождествил себя с ними во время своей жизни. Он пойдет перед ними в Галилею. Это обещание очень примечательно, потому что Господь возобновляет, согласно новой форме, свои иудейские взаимоотношения с ними и с царством. Мы можем здесь отметить, что, так как Он осудил все категории людей (до конца главы 25), Он сейчас показывает характер своих взаимоотношений со всеми, с кем бы Он их ни сохранял. Будь то женщина, или Иуда, или ученики – каждый занимает свое место в связи с Господом. Если Петр имел природную энергию, чтобы идти немного дальше, это будет лишь причиной большего падения в месте, где только Господь мог устоять.

В Гефсимании в молитве к своему Отцу; предвкушение чаши страданий

И сейчас Он уединяется (ст. 36 и ниже), чтобы принести в мольбе своему Отцу страдания, которые ожидали Его.

Но, несмотря на то, что Он уединяется для молитвы, он берет с собой троих своих учеников, чтобы в этот серьезный момент они могли бодрствовать с Ним. Это были те же три ученика, что и во время Его преображения. Они должны были увидеть Его славу в царстве и Его страдания. Он проходит немного дальше их. Что касается их, они уснули точно так же, как они уснули на горе преображения. Эта сцена описана в Послании Евреям 5,7. Иисус еще не пил чашу, но она была перед Его глазами. На кресте Он испил ее, сделанный грехом за нас, Его душа чувствовала себя оставленной Им. Здесь – сила сатаны действует, используя смерть в качестве страха, с тем чтобы подавить Его. Но рассмотрение этой темы будет более уместно, когда мы перейдем к Евангелию по Луке.

Совершенная покорность

Мы здесь видим Его душу под грузом смерти, – в предвкушении – как Он один мог знать ее, подвергаясь ей, еще не утратившей свое жало. Мы знаем, кто имеет власть смерти, и смерть имела еще в полной мере характер платы за грех, характер проклятия, суда Бога. Но Он бодрствует и молится. Как человек, покорный этой атаке благодаря своей любви, при наиболее сильном искушении, которому Он мог быть подвергнут, Он, с одной стороны, бодрствует, с другой стороны, Он представляет свои мучения своему Отцу. Его общение здесь не было прервано, несмотря на Его огромные страдания. Эти страдания только повергли Его еще больше, во всей покорности и во всем доверии, к Его Отцу. Но если мы должны были быть спасенными, если Бог должен был быть прославлен в Нем, взявшем на себя наш суд, чаша не должна была пройти мимо Него. И Его покорность – совершенна.

Господь напоминает Петру о ложной уверенности

Он деликатно напоминает Петру о его ложной уверенности^[81], заставляя его осознать свою немощь, но Петр был слишком исполнен собой, чтобы воспользоваться этим; он пробуждается ото сна, но его самоуверенность не поколебалась. Для избавления от нее был необходим более печальный опыт.

Чаша, принятая из руки Отца

Итак, Господь берет чашу, но Он берет ее из руки своего Отца. Это было Его волей, чтобы Он пил ее. Вверяя себя, таким образом, полностью своему Отцу, Он принимает ее не из руки врагов, не из руки сатаны (хотя они и являлись орудиями). Согласно совершенству, с которым Он покорил себя воле Бога в этом деле, Он принимает ее единственно из Его руки. Это – воля Отца. Именно таким образом мы избежим других проблем и искушений врага, если ищем только волю Бога, который руководит всем. Именно от Него мы получаем страдания и испытания, если они приходят.

Предательство; покорность человеческой злобе, власть тьмы и суд Бога над грехом

Ученики больше не обязаны бодрствовать: час пришел^[82]. Он должен был быть предан в руки людей. Этим сказано достаточно. Иуда указывает Его поцелуем. Иисус идет навстречу толпе, упрекая Петра за попытку сопротивляться плотским оружием. Если бы Христос желал избежать этого, Он мог выпросить двенадцать легионов ангелов и иметь их, но все должно быть исполнено^[83]. Это был час Его покорности действиям человеческой злобы, и силы тьмы, и суда Бога над грехом. Он является Агнцем для заклания. Тогда все ученики оставляют Его. Он сдается сам, указав пришедшей толпе то, что они совершали. Так как никто не может доказать Его вину, Он не отречется от истины. Он исповедует славу своей личности как Сына Бога и открывает, что отныне они не увидят больше Сына человека в кротости Того, кто не переломит трости надломленной, но увидят Его, приходящего в облаках небесных и сидящего по правую руку от силы. Засвидетельствовав это, Он осужден за то, что Он сказал о себе, – за исповедание истины. Лжесвидетели не имели успеха. Священники и главы Израиля были виновны в Его смерти в результате их собственного отвержения того свидетельства, которое Он представил им об истине. Он был Истиной; они были под властью отца лжи. Они отвергли Мессию, Спасителя своего народа. Он придет к ним только как Судья.

Иисус как жертва

Они оскорбляли Его и надругались над Ним. Каждый, увы! занял, как мы видим, свое собственное место: Иисус – место Жертвы; другие – место предательства, отвержения, отказа, отречения от Господа. Какая картина! Какой серьезный момент! Кто мог устоять здесь? Только Христос мог непоколебимо пройти через это. И Он прошел через это как жертва. Как жертва Он должен быть лишен всего, причем в присутствии Бога. Все остальное исчезло, кроме греха, приведшего к кресту, и который, по благодати, также перед лицом мощной действенности этого деяния. Самоуверенный Петр, колеблясь, когда его узнали, отвечая ложью, с клятвой отрекается от своего Господина; и через страдания доведенный до осознания бессилия человека в борьбе против врага его души и против греха, он выходит и горько плачет: слезы, которые не могли изгладить его вину, но которые, доказывая наличие, через благодать, честности сердца, свидетельствуют о самом этом бессилии, которое честность сердца не может исправить^[84].