Синопсис Д.Н. Дарби

Жезл Аарона

С главы 17 по главу 20 эта тема излагается со всеми относящимися к ней обстоятельствами. Во-первых, авторитет Аарона утверждается знамениями, произведенными силой Бога в его жезле, помещенном вместе с другими жезлами вблизи Бога, — источника всякой власти. Сила жизни и благословения обнаруживается с быстротой, которая делает явным присутствие Бога. Почки, цветы и плоды произрастают на сухой древесине: священство, живое и побеждающее смерть божественной силой[22], должно вести народ — власть Бога вверена именно священству.

Плотской народ, всегда сбивающийся с пути, совсем недавно смелый в присутствии величия Бога, теперь боится Его присутствия, — когда проявляется Его благодать, они говорят, что они не могут приближаться к Нему. Это дает повод для еще более углубленного рассмотрения места священства вообще.

Место священников и левитов ясно определено

В главе 18 место священства ясно определено, так же как и место левитов. Только священники приближаются к святилищу, только они способны на эту близость с Богом. Но вследствие их положения есть грехи, беззакония, которые, как результат этой близости, они призваны нести и которые могут быть не замечены у тех, кто вне. То, что не подобает присутствию и святилищу Бога, не подобает и Его священникам. Они несут беззаконие святилища. Если народ был непослушен закону, он, несомненно, наказывался; но то, что оскверняло святилище, падало на Аарона и его сыновей. Какова же мера святости, даруемая чадам Бога, которые одни являются истинными священниками? Это очищение самого святилища, не то, что соответствует человеку, а то, что соответствует Богу. Служение левитов и сами левиты были даны как дар священникам. Священство также было безвозмездным даром Аарону и его сыновьям. Благодаря помазанию самое святое было дано им в пищу, что было особой привилегией священников. То же самое истинно и в отношении нас.

Пища священников

Все драгоценное в приношении Христа, с любой точки зрения: в Его жизни и Его смерти, в этом хлебе, сошедшем с небес, созерцаемом в Его жизни преданности и благодати здесь на земле, и в Его смерти за нас, — все это является пищей наших душ, в этом общении с Богом, в котором мы сами хранимы в нашем священстве. Только священники ели святое, и они ели его в святом месте. Только при ощущении присутствия Бога и при действенности елея, который никогда не возливался на плоть, мы действительно можем понять то, что драгоценно в деле Христа.

Святые вещи съедались в святейшем месте; священники рассматривались как находящиеся там в духе

Стих 10 показывает нам нечто очень замечательное, ибо здесь сказано (и больше об этом нигде не говорится), что они должны были есть от приношений в святейшем месте — в святая святых. Эти термины не вызывают затруднений. Когда-то я считал, что сказанное в начало стиха означает «из святейших вещей», но если это не так, тогда это означает «в святом святых» и имеет лишь прообразное значение. Иными словами, это имеет место лишь в присутствии и перед престолом самогó суверенного Бога, где мы действительно можем вкушать эту драгоценную пищу. Фактически священники там не были, но находясь в святилище Бога, они рассматривались как находящиеся там.

Различия в радости в семье Бога

Было то, что хотя и принадлежало священнической семье, но что не ели в священническом характере, как это представлено в стихе 10; как, например, возношения [букв. жертвы, которые поднимают вверх] и жертвы потрясания [начало стиха 11 в англ. переведено: «И это будет твоим: жертвы возношения их даров со всеми жертвами потрясания сынов Израиля...»]; их ели дочери, так же как и сыновья; все, кто был чист в священническом доме, могли иметь часть в них. Таким образом, среди радостей детей Бога есть такие, которые принадлежат им как составляющим одну семью. Мы наслаждаемся даруемыми нам благословениями и всем, что приносится человеком Богу. Это радость для души. Все, что Дух Христа делает к славе Бога, даже в Его членах, а еще более то, что Он сделал в самом Христе, является пищей для души тех, кто принадлежит дому Бога, укрепляющей их. Разве наши души не наслаждаются этими начатками, лучшим из нового вина и пшеницы, — первыми плодами этого прекрасного урожая Бога, плода Его семени на земле Его избрания? Да, думая о них, мы наслаждаемся ими. Но жертвы за грех, жертвы повинности, хлебные приношения, — все то, в чем мы участвуем в духе в серьезном деле Христа, можно есть только в характере и в духе священника.

Мы должны, согласно действенности этого дела Христа, вникать в тот дух, в котором Он предстал после своей жертвы, на которую Он был подвигнут своей совершенной любовью, перед лицом Всевышнего, — вникать в чувства любви, преданности в осознании святости Бога; одним словом, мы должны вникать в чувства, с которыми Христос, как священник, предстает перед Богом, чтобы связать посредством любви и действенности своего приношения святость Бога с благословением того, кто согрешил, чтобы понять то, что так драгоценно в Христе в этом деле и чтобы принять участие в этом (ибо это именно так) в благодати. И фактически это имеет место только в святом святых, в присутствии Бога, где Христос предстал за нас.

Наконец, и радости семьи дома Бога, и это святое участие в духе в деле Христа, — все то, о чем мы только что говорили, принадлежит священству. Даже левиты должны были признать во всем том, что Бог давал им как пришельцам в обетованной земле, права и авторитет священников [18,24].

Священническая радость и левитское служение

Итак, если мы проведем различие между теми и другими, то все христиане — священники; служителями, в их способности служителей, являются только левиты. Их служение состоит в том, чтобы способствовать священнической радости и быть занятым служением святых перед Богом (здесь не рассматривается служение по отношению к миру, потому что иудейское домоправление не носит такого характера). Наше же служение будет вознаграждено на небесах, нашим местом как священников будет близость к Богу и радость в Нем.

Очевидно, что участвовать в духе (участвовать в этом в реальности, конечно же, невозможно) в жертве Христа за грех, вкушая ее в качестве священника, — это нечто чрезвычайно святое, это привилегия, которой наслаждаются в святом святых: все здесь является особой святостью.